Общее·количество·просмотров·страницы

суббота, 28 января 2012 г.

ИНТЕРЕСНЫЙ БЛОГ



По ходу чтения (вдогонку)
     Добавлю еще три историйки в том же духе. Одна из них хулиганская, две остальные (для равновесия) похоронные, про поэтов.


Флэш-моб двухсотлетней давности


     Ошибаются те, кто думает, что флэш-мобы – современное изобретение. Зимой 1818 года  Париж оказался охвачен озорным (если не сказать «дурным») поветрием – «эпидемией уколов».
     Полагалось где-нибудь в людном месте – на Риволи или в саду Пале-Рояль –  подойти сзади к гуляющей даме или барышне (непременно молодой, из «приличного общества») и уколоть ее в ягодицу чем-нибудь острым: длинной иглой, заостренным кончиком зонта, тонким ножиком. После этого «укалыватель» немедленно пускался наутек. Уколотая, натурально, начинала кричать или падала в обморок (во времена тугих корсетов женщины лишались чувств при всяком внезапном стрессе), а если особенно повезет, бедняжка в шоке задирала юбку и начинала осматривать ранку – при полном восторге публики.
     Не установлено, что за идиот первым ввел в моду этот жестокий аттракцион, но вскоре о новой забаве говорил уже весь город. В аптеках с успехом продавали специальный бальзам «для мгновенного заживления ран на нежных частях тела». Предприимчивые ремесленники стали предлагать специальные «напопные панцири», изготавливаемые «по индивидуальным контурам» и незаметные под платьем.
     Вот карикатура той эпохи:
 
Даме примеряют панцирь


     Обеспокоенная полиция разработала спецоперацию: наняла двадцать проституток, которые должны были за 5 франков в день, переодевшись приличными дамами, прогуливаться в людных местах и провоцировать «укалывателей» своими дерьерами. Однако из этого «лова на живца» ничего не вышло. Никто не обманулся, никто не клюнул. Вероятно, мобилизованные помощницы правопорядка слишком старательно выпячивали приманку.
     Поветрие закончилось, когда один из хулиганов, 35-летний портной, был схвачен на месте злодеяния и получил по суду пять лет тюрьмы. Желающих пошутить за столь высокую плату после этого уже не находилось.




Вознесся выше я главою непокорной


     Поэт Бен Джонсон (1572 – 1637) похоронен в Вестминстерском аббатстве, в «Уголке поэтов».



Вроде бы очень респектабельно


     Могила как могила. Казалось бы ничего примечательного, если не считать описки в имени (вообще-то он Jonson, а не Johnson). Но этот шальной, безалаберный человек даже из собственных похорон устроил безобразие.
     Жизнь поэта должна была оборваться еще в 26-летнем возрасте: его приговорили к смерти за убийство в драке актера Гэбриэля Спенсера. Однако по тогдашнему закону человек, знавший латынь, мог избежать казни – ему просто ставили на палец клеймо «М» (в смысле «murderer»). Вот как надо стимулировать в людях тягу к знаниям!
     Однако я отвлекся. Не про жизнь Джонсона я собирался вам рассказать, а про его смерть.
     К старости поэт стал знаменит, но из-за привычки к беспутной жизни не накопил ни гроша. А быть похороненным в Вестминстерском аббатстве ему ужасно хотелось. Джонсон сказал настоятелю, своему доброму знакомому, что может оплатить лишь крошечный склепик, 2 х 2 фута. Простодушный священник согласился, полагая, что на таком пятачке может быть установлена только памятная табличка.
     Как бы не так. Согласно завещанию, Джонсона захоронили стоймя. Так он там и возвышается, один над всеми поверженными коллегами.




Горбатого и могила не исправит


     В лондонском соборе Святого Павла сохранился памятник Джону Донну, переживший великий пожар 1666 года. Изваяние находится в храме не потому, что Донн был выдающимся поэтом, а потому что он много лет служил здесь настоятелем.
     В позднюю пору жизни Донн стал очень набожен, прежних поэтических увлечений стыдился, проводил много времени в молитвах. Надгробие он заказал себе еще при жизни (тогда это было модно). Позировал скульптору, завернувшись в саван.



Внизу (здесь не видно) на мраморе осталась копоть от пожара.


     Но настоящий поэт – всегда поэт. Даже если сильно воцерковился. На постаменте высечена совершенно не благочестивая самоэпитафия, превосходящая краткостью и изяществом любое хокку:
               
                                  John Donne, Undone.


     Ну-ка, кто сумеет красиво перевести? Цитату из Бродского («Джон Донн уснул») прошу не предлагать, это не перевод.


     Мой вариант (прямо скажем, не идеальный) спрятан вот здесь:


                                 Динь-дон, Джон Донн
(имеется в виду, что на сей раз колокол звонил по тебе, почтенный автор строк «Don't ask for whom the bell tolls»)


     Через пару дней открою и сравним. Посмотрим, у кого еще мысль работает в ту же сторону.




"ПАРЫ ДНЕЙ" не понадобилось. Единомысленники обнаружились раньше. Открываю.
По ходу чтения
          У меня давняя и, в общем, довольно бесполезная привычка: при чтении выписывать всякие примечательные или просто забавные мелочи – сам не знаю зачем. Ясно, что в работе они мне не пригодятся. Из них даже мало-мальски  осмысленного поста не  соорудишь. Но время от времени все же буду предлагать их вашему вниманию. Сегодня расскажу три маленькие истории: две примечательные и одну забавную. Если кому-то эти факты уже знакомы – не взыщите.


1. Диктатор в пробке


          Все знают, чем закончилась связь Муссолини и его верной любовницы Кларетты Петаччи.




+Слабонервным не смотреть )


          Но любопытно, как началось их знакомство. Однажды в 1932 году, недалеко от Остии,  Кларетта с женихом и ее сестра застряли в жуткой автомобильной пробке. И вдруг увидели в соседней машине самого Дуче, сидевшего в «альфа-ромео». Два автомобиля какое-то время тащились бок о бок, «…но затор сделался плотнее, и на 19-ом километре мы окончательно встали, - вспоминает сестра. -  Кларетта вышла и, ведя за руку своего жениха, подошла к машине Дуче…». Ну, про то, о чем они разговаривали и как со сцены исчез жених, уже не столь интересно. Впечатляют сами обстоятельства. К этому времени Муссолини диктаторствует уже целое десятилетие, он – вождь и кумир миллионов. Однако тащится вместе со всеми в пробке, и девушка может подойти к нему, чтобы излить восторженные чувства.
          Представим себе на минутку подобную ситуацию где-нибудь на Рублево-Успенском шоссе. «Владимир Владимирович, я ваша давняя поклонница! Раз уж мы всё равно тут застряли, давайте познакомимся!». 


2. Другая война


          Многие, наверное, смотрели классический батальный фильм “A bridge too far”  – про самую крупную в истории воздушно-десантную операцию под голландским городом Арнгеймом. В сентябре 1944 года союзники высадили в немецком тылу 35 тысяч парашютистов, чтобы захватить мосты через Рейн. Не буду здесь пересказывать военные подробности. Операция закончилась катастрофой, потери были огромными. 22-я английская бригада оказалась в полном окружении, вела упорные бои.


 
Британские парашютисты сдаются в плен


          В какой-то момент старший врач с белым флагом отправился к немцам и сказал, что у него сотни раненых, которым не оказывается помощь. С этим надо что-то делать, нельзя ли устроить двухчасовое перемирие.
          Самое поразительное, что немцы не только согласились прекратить огонь, но еще и выделили санитаров, которые вынесли в безопасное место 500 человек…
          Все-таки у них там была какая-то другая война. Совсем не похожая на ту, про которую мы читали в наших книгах или про которую рассказывал мне отец.


3. Беда от нежного сердца


          Чудесная, прямо хармсовская история про Чайковского.
          Как известно, великий композитор был человеком трепетным, легко ранимым. Любил поплакать, сторонился неприятных людей и конфликтных ситуаций, не умел отказывать. Кое-кто этой слабостью характера беззастенчиво пользовался.
          Некий Корсов, оперный певец, долго приставал к Чайковскому, чтобы тот написал для него специальную вводную арию.  Петр Ильич всячески увиливал, но сказать решительное «нет» не хватало духу.


Б.Корсов. Попробуй такому откажи.


          Однажды Корсов заявился с нежданным визитом, чтобы «дожать» гения. Слуга, следуя полученному указанию, сказал, что барина нет дома. Ничего, отвечал настырный баритон, я подожду – и прошел прямиком в кабинет.
          Услышав шаги, хозяин пришел в ужас: сейчас он окажется в невозможном положении - его уличат во лжи!
          И залез под диван.
          Корсов уселся на этот самый диван и торчал там до тех пор, пока у него не закончилось терпение. А терпения у этого человека было много.
          Понятно, что в таких условиях вылезать из-под дивана было совсем уж невозможно, и бедный Чайковский  целых 3 (три) часа дышал пылью, боясь пошевелиться.
          Самое занятное, что арию для Корсова он все-таки написал.
          Ах, трудно жить на свете человеку с нежной душой!
Карусель по Садовому кольцу
Сегодня на встрече Лиги Избирателей решили поддержать отличную идею, родившуюся в недрах соцсетей: в воскресенье едем кататься по Садовому кольцу в поддержку Большого Шествия 4 февраля и честных выборов.
Те, у кого есть машина, начинают с 14.00 кататься по Садовому, по часовой стрелке, во втором ряду. Не мешаем водителям, которые торопятся, уступаем другу другу дорогу и здороваемся клаксонами. Машины украшаем белыми лентами, белыми шариками – вообще чем-нибудь белым.
У кого нет машины, станут просто прогуливаться по тротуару. Без плакатов, флагов и транспарантов – просто с белой ленточкой. По этой ленточке автомобилисты будут распознавать своих и сажать к себе погреться-познакомиться.
Достаточно всего 1000 автомобилей, чтобы замкнуть всё кольцо и сделать его стопроцентно белым. А нас, я думаю, соберется много больше, чем одна тысяча.
Ни холод, ни метель нам будут не страшны.
Жители некоторых других городов готовы устроить у себя такую же акцию. Общее ее название «Белая улица».
Объясняю интересующимся
Газета «International Herald Tribune» попросила меня объяснить, что, с точки зрения писателя, происходит в России и чего следует ожидать в будущем.
Что думаю, то и написал. Ничего не скрыл.
Русский текст статьи здесь:


++ )
Русский язык © A.Pushkin
          У меня тут возникла одна дилетантская, нахальная гипотеза, которую предъявляю вам для опровержения, осмеяния и разоблачения.
          Мне пришло в голову, что истинным «автором» национального языка является никакой не «народ-языкотворец», а некий вполне конкретный человек с именем и фамилией. Ему и копирайт в руки.



Я сделал великое открытие…


          Сейчас объясню, что я имею в виду.
          Всякий язык от истоков до современного своего состояния, как известно, сильно менялся. Если язык более или менее древний – до почти полной неузнаваемости. Попытка завязать оживленную беседу с автором «Слова о полку Игореве» (будем считать, что это аутентичное произведение, а не мистификация, как утверждают некоторые исследователи) скорее всего закончилась бы неудачей. Мы бы не поняли предка, а он еще менее понял бы нас.
          Допустим, пращур жалуется нам:
          - Сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ великый женчюгь на лоно и негуютъ мя.
          Мы ему в ответ:
          - В каком смысле «сыпахуть?» Чего-то мы не въезжаем. Фильтруй базар.
          Тут уже не въезжает он. Говорит, что ему «туга умь полонила». И мы расходимся печальные, не найдя общего языка.
          Мне, человеку в исторической лингвистике невежественному, кажется, что язык фиксируется и становится современным с того момента, когда в данной культуре появляется истинно великий писатель. Магия его слова так мощна, что речь эпохи, в которую он жил, словно высекается на скрижалях времени и с этого момента, если меняется, то уже незначительно.
          Англоязычные народы, например, сегодня говорят на языке Шекспира. Я читал в «BBC History Magazine», что язык 14 века нынешнему англичанину совершенно непонятен, язык пятнадцатого века – только со словарем, а вот язык конца 16 столетия уже особенных затруднений не вызовет. «Сонеты» или «Гамлета» может читать всякий, кто худо-бедно выучил английский. Ну, будешь время от времени спотыкаться на словах, которые вышли из употребления или изменили свой смысл. Общего впечатления это не испортит.
          А попробуйте с разбега продраться сквозь переписку Грозного и Курбского, относящуюся примерно к тому же времени. Мне по роду занятий приходилось. Такое ощущение, будто читаешь по-болгарски.
          Русский язык, на котором мы  с вами пишем и говорим, сформирован совсем недавно, меньше 200 лет назад. Александром Пушкиным. Державин еще царапает  наш слух вокабуляром и грамматикой, проза Карамзина понятна, но мучительно архаична («Капитан мой в самую сию минуту взял меня за руку и сказал, что благоприятный ветер развевает наши парусы и что нам не должно терять времени»). Но все, кто писал по-русски после Пушкина, прочитываются нами, сегодняшними, безо всяких "спотыканий".
          Современный французский, насколько я понимаю, - это на 90 процентов язык Мольера. Дети в школе читают его пьесы, всё в них понимают и даже, говорят, смеются.
          Японский язык  приобрел свой нынешний вид в произведениях первого классика «западнической» литературы Сосэки Нацумэ (1867 - 1916), а всё написанное ранее требует знания бунго, старояпонского.
          Во Львове специалисты мне говорили, что исходной точкой  живого украинского языка является «Энеида» Котляревского (1798).
          А что с испанским языком? Всё устаканилось, начиная с «Дон Кихота»? Что у итальянцев? Они говорят  на языке Данте  или все-таки тот язык сильно отличается от современного?
          Кто знает, расскажите. И про другие языки тоже.

…или изобрел велосипед?
          Очень приятно было бы узнать, что я изобрел велосипед, вломился в открытую дверь и что моя «гипотеза» давным-давно известна. Может быть, у нее даже есть какое-нибудь научное название.
          Если же я не прав и несу ересь, то пусть лингвисты и историки литературы, которые обильно представлены в наших рядах, меня изничтожат.
Ответы на вопросы и Обращение за помощью
     Очистил "Почтовый ящик". Не отвечал на вопросы, которые неоднократно задавались прежде, а также на декабрьские политические – большинство из них разъяснились самим собой.


+Ответы на вопросы )


+А теперь Обращение за помощью )
Проект «Авторы»: Анатолий Олегович Брусникин


В данном случае я не ставил себе задачи писать как-то принципиально по-другому или чрезмерно конспирироваться. На задней сторонке первого романа, прямо сверху  – двусмысленная рекомендация Б.Акунина ("Лучше, чем у Брусникина,  у меня вряд ли получится"), прозрачная анаграмма «А.О.Брусникин», узнаваемый архаичный стиль с прибавкой медовухи и т.п.
          В содержательном смысле меня, собственно, привлекали две вещи. Во-первых, давно тянуло написать просто исторический роман, без детективной интриги. А во-вторых, решил, что будет интересно  взглянуть на историю России с непривычной для меня стороны.
          Сам я (и Акунин тоже) по образу мыслей - западник и даже космополит. Но мне хотелось попробовать на зуб и противоположное мировидение – «почвенное», славянофильское. У нас ведь чаще всего, если кто-то патриот, так обязательно ненавидит всё чужое и трясется от ксенофобии. А мой Брусникин не такой. Он уважает чужое, но любит и ценит своё. В общем, это такой патриотизм, с которым у меня противоречий нет.

Анатолий Брусникин – тихий музейный работник
(Лицо представляет собой микс моей физиономии с интеллигентным визажем
владельца парижской дизайнерской студии, делавшей морфинг)
 Однако главный интерес ягоды-брусники и  основная интрига заключались в издательско-книготорговом эксперименте.
          Меня занимала следующая бизнес-задача.
          Предположим, есть некий неизвестный писатель, в которого издательство готово серьезно вложиться, потому что твердо верит в перспективность этого автора.
          Как действовать? Сколько денег вложить в «раскрутку», чтобы не остаться в минусе? Какие использовать методики? Какова последовательность шагов?
          Я поговорил на эту тему тет-а-тет с Яном Хелемским, начальником издательства «АСТ». Мне, помнится, польстило, что он сказал, даже не прочитав рукопись первого брусникинского романа: «Я в игре, мне это очень интересно».
          Рекламная кампания была дорогущей, назойливой, агрессивной. Она привела в раздражение литературных критиков, но дело ведь затевалось не для них. По магазинам был разложен миллион брошюр с первой главой романа – это как в супермаркете дают попробовать новый сорт колбасы или сыра. Люди читали образчик – и покупали мой (то есть брусникинский) «Девятный Спас». Стартовый тираж в 250 тысяч, невероятно нахальный для нового имени, был отпечатан одновременно в нескольких типографиях и ушел за месяц или за два, полностью окупив  затраты на рекламу. Все дальнейшие допечатки пошли в чистый плюс. Сейчас суммарный тираж «Спаса», кажется, составляет тысяч шестьсот или семьсот.

Герои русского фольклора в схватке с Петровской эпохой
 При выпуске второго романа («Герой иного времени») – опять-таки ради чистоты эксперимента – я убедил издательство вообще отказаться от рекламы. Надо было проверить, какой высоты тесто может подняться на дрожжах предыдущего бестселлера.
          С первого захода, безо всяких билбордов, ситиформатов и баннеров, продалось 120 тысяч. Меньше, чем у «Спаса»? Разумеется. Но не в смысле издательской прибыли. А потом тоже были допечатки.

Роман, написанный для самого себя. За это и люблю
 Через неделю выйдет третий роман Брусникина. Он посвящен событиям Крымской войны. Поскольку никто этой книжки еще не читал, расскажу про нее чуть подробней.
          Первоначально я собирался назвать ее «Практическое пособие по конструированию романтического дискурса с последующей его деконструкцией», но потом решил: пусть лучше называется «Беллона». Тоже малопонятно, зато красиво.

Кто запамятовал: Беллона – это богиня войны
Там две части, лишь до некоторой степени связанные между собой. Первая – подростковая, очень славная и пушистая: про паруса и пушки, романтическую любовь и мужскую дружбу. Вторая – взрослая. Вероятно, поэтому киноправа на первый том были куплены еще на стадии рукописи, а второй вряд ли когда-нибудь будет экранизирован.


+Начинается роман таким вот прологом: )


P.S. Не могу не поделиться. Цирк. Сайт "Эхо Москвы" вывесил у себя пост вместе с прологом, но без указания, что это начало романа. Десять минут назад позвонил Виктор Шендерович, стал спрашивать, что за трагедия со мной случилась и почему я решил поставить точку в моей жизни. Был очень встревожен.
Я кинулся звонить на радиостанцию, попросил срочно исправить.
Проект «Авторы»: Анна Борисова
          Эксперимент, которым я развлекался четыре с половиной года, окончен. Пора подводить итоги. В советские времена для публикации подобных материалов существовала рубрика «Теперь об этом можно рассказать».
          Можно – рассказываю. По порядку.
          Мне давно хотелось начать писать беллетристику как-то по-другому. Вообразить, что я – это не я, а какой-то немного другой или даже совсем другой автор.
          Но маска «Борис Акунин» приросла ко мне слишком плотно. Увидев на обложке эту фамилию, читатель уже ждал рифмы «розы» - то есть чего-нибудь детективного, остросюжетного, в меру познавательного, неизменно игрового.
          А если я пробовал свернуть немного в сторону и поменять правила игры, читатель возмущался и начинал говорить, что я его обманул: обещал развлекать и гладить, а вместо этого расстроил и ущипнул. Так было, например, с романами «Пелагия и красный петух» или с романом «Ф.М.».
          Читатель, как и покупатель, всегда прав. Поэтому я сделал правильные оргвыводы. Решил, что если хочу писать как-то уж совсем не по-акунински, то и назовусь другим именем. Чтоб никого не разочаровывать.
          Так возник проект «Авторы» - два виртуальных писателя, не вписывающихся в границы акунинского мира. Издательства по контракту обязывались хранить имя истинного автора в тайне (что, впрочем, не получилось – почти сразу пошли утечки).
          Первым, точнее первой выдуманной писательницей стала Анна Борисова. Она написала два маленьких романа и один большой.


Красная полоса появилась, когда я решил, что пора саморазоблачиться
Скучен тот писатель, которому не хотелось побыть писательницей. То есть попытаться вообразить: каково это – быть женщиной и смотреть на мир женскими глазами.
          Я представил себе образованную даму, которая вошла в возраст свободы, когда дети уже подросли, ум созрел, характер сформировался. У нее обеспеченный муж, то есть дама не обременена заботами о пропитании. Она берется за перо частично от скуки (как японские фрейлины эпохи Хэйан), а частично из-за того, что ей хочется поделиться с миром своими чувствами и мыслями, копившимися в течение долгих лет.

У Анны Борисовой есть лицо     


+Вот как оно возникло )
Книги Анны Борисовой очень мало (если не считать нескольких намеренных аллюзий) похожи на прозу Бориса Акунина.
          Это не приключенческая и даже не коммерческая литература. С Анной Борисовой я не ставил перед собой задачу добиться большого рыночного успеха. Мне хотелось попробовать силы в беллетристике, которая очень близко подходит к рубежу, за которым уже начинается серьезная литература. Считайте, что я позавидовал Людмиле Улицкой. (Кстати говоря, мне было приятно, когда она, не зная, кто такая Анна Борисова, написала лестный отзыв про роман «Креативщик»).
          Стёба с моей стороны никакого не было. Писал я всерьез.
          «Там…» - это такая экскурсия на тот свет по версии различных верований. Меня всегда ужасно интересовало – что там, по ту сторону остановки сердца.
          Реакция читателей и критиков на роман «Креативщик» меня удивила. Какой-то им примерещился искуситель, бродящий по городу и искушающий людей, в то время как на самом деле это очень простая и сугубо личная история про…  Нет, не буду рассказывать. Не догадались – так не догадались.
          А третий, последний роман Борисовой - большой, писал я его долго. Там сразу несколько тем, которые меня волнуют. Началось же с того, что я посмотрел французский фильм «Бабочка и скафандр».

Нестрашный фильм про самое страшное, что может случиться с человеком
Публике книги Борисовой не особенно приглянулись – все три суммарно не продали и двухсот тысяч экземпляров (мильонщик Фандорин скривил бы губы и дернул усом). Ну а мне эта авторша нравилась. Славная была тетка. Однако всё когда-нибудь кончается. Пришла пора расставаться.
В следующем посте расскажу про Анатолия Брусникина. Там совсем другая история.
Разговор с политиком – 3
Большой ремонт
Г.Ч.: В третьей и последней части диалога давайте поговорим, ради чего всё это. Не про «мир насилья мы разрушим до основанья», а про «затем». «Мы наш, мы новый мир построим» каким?  До какой степени совпадают наши взгляды на «правильно устроенную» Россию?  И главное – посмотрим, каков разброс мнений по этому поводу среди наших читателей.
          Публикация в блоге слишком мала по объему, чтобы изложить или хотя бы обозначить программу переустройства страны, но по крайней мере давайте попробуем вычленить приоритеты.

          Какие проблемы страны Вы считаете самыми насущными, требующими немедленного «ремонта»? Не нужно перечислять все, иначе мы увязнем. Допустим, только пять. Но первоочередных. 
          Будем исходить из того, что в стране уже прошли честные выборы, избраны легитимные парламент и президент. За что браться в первую очередь?


+Вот моя «горячая пятерка». )
Разговор с политиком
Часть 2. Год Дракона
Г.Ч. Давайте в этой части поменяем формат разговора. Обменяемся суждениями о том, что день (то бишь год) грядущий нам готовит. Сравним наши предположения относительно дальнейшего хода событий?
        
         
http://borisakunin.livejournal.com/

Комментариев нет:

Отправить комментарий